Барселону националисты пока не бомбили. Тони мрачно думала, что налеты ничего бы не изменили. В городе и так попадались разрушенные здания, оставшиеся после весенних стычек ПОУМ, анархистов и коммунистов. На углах домов расклеили республиканские плакаты. Солдат в форме пронзал штыком корчащегося на земле червя, с надписью «ПОУМ». Червь распадался на две части, из них появлялась свастика.
Высунув голову наружу, поморщившись от ветра, Тони сплюнула на дорогу. Самолет шел на восток, к Барселоне. Скорее всего, это была одна из машин, работающих на воздушном коридоре в столицу. С побережья перебрасывали войска и оружие.
– И советских военных специалистов, – презрительно подумала Тони, – то есть представителей НКВД. Развели чистки, будто и не уезжали из Москвы, – Хемингуэй дал ей прочесть черновик пьесы, которую он писал в осажденном Мадриде.
– Впереди пятьдесят лет необъявленных войн, и я подписал договор на весь срок…, – Тони усмехнулась:
– Цитируешь самого себя…, – девушка отдала Хемингуэю стопку бумаг:
– Все не так, Хэм. В пьесе нет ни одного русского, а Мадрид ими кишит. Благородные контрразведчики ловят франкистских шпионов, а другой рукой они расстреливают под Барахасом жен и детей офицеров Франко. О таком ты не упоминаешь…, – Хемингуэй коротко ответил:
– Не время. Ты вставила в книгу главу о расстрелах потому, что хотела получить бестселлер. Ты играешь на чувствах читателя…, – Тони покачала ногой в армейском ботинке:
– Ты, Хэм, видимо, пишешь не будущие бестселлеры, а так…, – Тони щелкнула пальцами, – строчишь для собственного развлечения. Нет…, – она задумалась, – книгу о войне еще предстоит создать. Я журналист, а ты…, – Тони отпила вина, – ты сможешь такое сделать. Когда здесь все закончится, – девушка вздохнула, – посмотрим, скоро ли…, – кроме Хемингуэя, в Барселоне, больше никто не знал о мистере Френче. Тони была уверена, что писатель не раскроет ее псевдоним.
– Никогда такого не случится…, – весело говорила себе Тони, – он знает, что такое честь журналиста.
Девушка думала о Джульетте Пойнц. В Нью-Йорке, Тони долго ждала женщину, но мисс Пойнц не вернулась с прогулки. Потом Тони прочла, в New York Times, о загадочной пропаже. Полиция Нью-Йорка не нашла тело, однако в интервью заявили, что мисс Пойнц, скорее всего, была убита, в ходе уголовного преступления. Никаких политических мотивов в исчезновении не нашли.
Троцкий написал Тони из Мехико, прямо обвиняя в похищении Пойнц агентов НКВД.
Тони отгоняла от себя мысли о Петре. Она понимала, что юноша оказался в Нью-Йорке не случайно.
– Я могла бы пойти в полицию…, – вдали показались скалы Теруэля, – направить их в пансион Петра. И что? Он, и его…, – Тони поискала слово, – коллеги, к тому времени были в Атлантическом океане, на борту советского корабля, с Джульеттой. Бедная Джульетта, ее, наверное, расстреляли…, – вернувшись в Барселону, Тони сидела за работой. Девушка оторвалась от пишущей машинки:
– Даже если фон Рабе здесь появится, он не станет избавляться от Петра. Он считает, что получает правдивую информацию от русских. Петру фон Рабе тоже пригодится. Может быть, НКВД собирается внедрить Петра в Германию, под видом перебежчика…, – Тони вздохнула: «Они нашли друг друга. Ладно, фон Рабе, видимо, забыл о моих фото…»
Стоял сухой, жаркий октябрь. Тони вышла на маленький балкон, разглядывая шпили Саграда Фамилия. По приезду в Барселону она купила хорошо сделанный испанский, республиканский паспорт, куда вклеили ее фото. Она стала Антонией Эрнандес, девятнадцати лет от роду, уроженкой Мадрида. В кармане у нее лежала бумага с номером безопасного ящика, на барселонском почтамте. Петр попросил ее отправить записку, когда Тони окажется в городе. Она сообщила русскому свой адрес. Оставалось только ждать.
Тони предполагала выйти замуж за Петра, в Москве, провести пару лет в Советском Союзе, и вернуться на запад. Она не видела никаких препятствий. Настоящий, британский паспорт девушки, был в порядке. Стоило Тони переступить порог посольства Его Величества в Москве, как о ней бы немедленно позаботились отец, брат, и остальная семья.
– Меня вывезут оттуда, – Тони свернула к штабу республиканцев, – не сомневаюсь. Не стоит отправлять им письмо из Барселоны. Или стоит? – она еще не решила. Существовала некоторая опасность, что Петра арестуют и расстреляют. В таком случае арестовали бы и ее, но книга, усмехалась девушка, только бы выиграла:
– Ничего страшного, – сказала себе девушка, – Сталин не захочет из-за меня ссориться с премьер-министром Чемберленом. Посижу немного на Лубянке, признаюсь, кто я такая на самом деле. Они не рискнут разрывом отношений с Британией. Пусть обвиняют меня в шпионаже, пусть высылают. Я получу материал для книги…, – судьба Петра ее мало интересовала.
У ворот части топтался высокий, мощный офицер, в капитанской форме республиканцев. Голову он прикрыл старой, вязаной, шапкой, руки засунул в карманы. За метелью Тони не могла разглядеть его лица:
– Хэм, просыпайся, – весело позвала девушка, останавливая машину, – добро пожаловать в Теруэль, провинциальную дыру, где решается судьба Испании…, – стащив шапку, офицер предупредительно распахнул дверь форда. Тони взглянула в серые глаза:
– Где-то я его встречала. Очень знакомое лицо…, – она тоже надела форму, брюки и куртку республиканцев.
Тони подхватила холщовую сумку. Офицер попросил:
– Позвольте мне…, – их пальцы, на мгновение, соприкоснулись. Тони поняла:
– У него акцент, в английском языке. Француз, кажется. Господи, что со мной…, – она все не отрывала руки. Задувал ветер, дверь машины поскрипывала. Тони вздрогнула:
– Спасибо, что встретили нас, капитан. Это мистер Хемингуэй, а я мистер Френч…, – Тони не боялась представляться псевдонимом. На позициях никакой опасности не существовало. Здесь никто не знал ее настоящего имени.
Виллем никогда не видел подобных девушек. Даже в зимней форме, укутанная шарфом, она была стройной. Белокурая, коротко стриженая голова, приходилась почти ему вровень. Он взглянул в прозрачные, светло-голубые глаза:
– Мистер Френч. Девушка такую книгу написала…, Какое лицо знакомое. Встречал я ее, что ли? В Барселоне, или еще где-то…, – Виллем, наконец, собрал в себе силы пожать руку ей и Хемингуэю:
– Проходите, пожалуйста. Военный совет ждет, я буду переводить…, – он спохватился: «Виллем де ла Марк. Простите, что сразу не представился».
Поздно было садиться в машину, и разворачиваться.
От него пахло свежим снегом и порохом. Рука, державшая пальцы Тони, была теплой и сильной, покрытой заживающими царапинами, с каемкой грязи под ногтями. Она едва устояла на ногах: «Спасибо, что позаботились о нас, товарищ де ла Марк….»
Виллему хотелось ответить, что он будет заботиться о ней всегда, если только она пожелает. Мужчина оборвал себя:
– С ума сошел! Она писатель, журналист, а ты кто такой? Она вернется в Барселону…, – он вдохнул тонкий запах лаванды. На розовых, красивых губах девушки таяла крохотная снежинка. Хемингуэй откашлялся, Виллем заставил себя сказать:
– Я провожу вас в блиндаж. У нас горячий кофе, обед…, – они с Хемингуэем ушли. Кузен нес ее сумку и футляр с пишущей машинкой. В низком небе, над воротами, развевался республиканский флаг. Запирая машину, Тони вспомнила его серые глаза, в темных ресницах. Девушка приложила ладони к горящим щекам:
– Никогда такого не случалось, никогда. Он, кажется, меня не узнал. Надо дожить до завтра и отправиться отсюда, восвояси. Я не могу, – Тони остановилась перед узкой, деревянной лестницей в блиндажи:
– Не могу с ним расстаться…, – Тони смотрела на крыши Теруэля, дома, взбирающиеся на скалу, башни собора. Было тихо, даже ветер успокоился. Где-то вдалеке, в городе, звонил колокол.
Тони постояла, думая о его руке, только что державшей ее пальцы. Она поняла, что никуда отсюда не уедет. Улыбнувшись, девушка пошла вниз, где слышался смех, откуда тянуло свежим кофе.
Самолет, который видела Тони над шоссе в Теруэль, действительно, летел на восток, к Средиземному морю. Транспортный Дуглас DC-3, выкрасили в защитный цвет, без опознавательных знаков. На борту имелось четыре человека команды, и четверо пассажиров. Стартовал с провинциального аэродрома, под Парижем, самолет направился на юго-запад, к Пиренеям. Машина была совсем новой. В документах значилось, что Дуглас проходит предполетные испытания. Руководители полета велели экипажу заправить машину, с учетом того, что посадок, на территории Франции, не будет.
– Незачем рисковать, – коротко сказал плотный, черноволосый человек в кепке, пожевав сигарету, – после выполнения задания вернемся в Барселону.
Дуглас вели опытные летчики, воевавшие в Испании. Над Пиренеями повисли тяжелые, зимние, черные тучи, холодно сверкали молнии. Боковой, сильный ветер, раскачивал самолет. Нырнув в просвет между облаками, снизившись почти до тысячи, метров, дуглас миновал испанскую границу. Самолет немного болтало. Ящик, сколоченный из хороших досок, закрепили растяжками. Оттуда не доносилось ни звука. Эйтингон посмотрел на швейцарский хронометр:
